7 часов 40 минут утра, 20 декабря 1908 года, в Кронштадте скончался на 80-м году от рождения настоятель Андреевского собора, митрофорный протоиерей и член Святейшего Синода Иоанн Ильич Сергиев (Кронштадтский). Отпевание и погребение высокочтимоro пастыря, согласно его завещанию, состоялось в С.-Петербургском Иоанновском женском монастыре, который основан и благоустроен отцом Иоанном.
Все знавшие почившего привыкли видеть его не по летам бодрым и живым, не знавшим покоя на службе Богу и ближнему, но года три назад он заболел. Хотя болезнь причиняла много страданий, однако Батюшка не изменял своему правилу — ежедневно совершал богослужение, причащаясь Святых Христовых Тайн. Только в последние дни своей жизни он не мог совершать литургии и причащался на дому. В последний раз он отслужил литургию в Андреевском соборе 9 декабря. В этом соединении со Христом он всегда находил себе отраду и утешение среди тяжких трудов и болезни. В последние годы были периоды, в которые он не принимал никакой пищи. «Только и живу причастием Святых Тайн», — говорил он всем посетителям. Вместо всяких лекарств Батюшка пользовался святой водою из источника преподобного Серафима, Саровского чудотворца.
В последние три дня болезнь приняла особенно тяжелый характер. 17 декабря он пожелал быть на воздухе и поехал покататься в экипаже случайного извозчика, который привычек Батюшки не знал, катал его очень долго, и Батюшка простудился. Болезнь осложнилась. На другой день он почувствовал сильную слабость и 19 декабря утром уже не мог выйти в переднюю, чтобы встретить священника со Святыми Дарами, как делал это ежедневно, и причастился только Святой Крови. Весь этот день пастырь-мученик находился как бы в забытьи, с закрытыми глазами, оставаясь почти все время в кресле. По временам были слышны его стоны, которые говорили присутствующим о тяжких страданиях. Однако сознание было ясным у Батюшки до конца. Последнее свое распоряжение он сделал 19 декабря в 8 часов вечера. Настоятельница Иоанновского женского монастыря игуменья Ангелина, проведшая при Батюшке весь этот день, просила у него благословения освятить храм-усыпальницу, который был давно готов, но не освящен. На эту просьбу Батюшка ответил: «Да, да, освятить», — и поднял руку в знак благословения. Игуменья, приняв благословение, уехала в монастырь готовиться к освящению. (Освящение храма было совершено 21 декабря благочинным монастыря архимандритом Макарием с причтом монастыря.)
По просьбе престарелой и больной супруги отца Иоанна Елизаветы Константиновны в квартире Батюшки остался на ночь священник Иоанн Орнатский, а также Р. Г. Шемякина (сродники почившего), которые вместе со слугами Батюшки не отходили от него всю ночь. Но они не могли облегчить страдальца. От всякой врачебной помощи Батюшка решительно отказался, и после 8 часов только два раза согласился принять по несколько капель святой воды. В 10 часов Батюшка выразил желание встать с кресла. Его подняли и помогли лечь в постель, но через несколько минут он опять пожелал встать и оставался в кресле до часу ночи в том же положении, как прежде. Где были в это время мысли страдальца-пастыря, неизвестно. Вероятнее всего, он молился в последний раз тою умною молитвою, которой любил отдаваться в то время, когда, измученный целодневными трудами, возвращался в Кронштадт в вагоне и на пароходе.
Во втором часу ночи Батюшка дрожащею рукою сделал знак, что он желает встать. Его опять подняли; на этот раз ноги отказались служить ему. Болящего уложили в постель. Вместе с тем, видя тяжелое его положение, просили ранее обыкновенного времени совершить литургию, которая и началась в 3 часа утра, а около 4-х часов священник Иоанн Аржановский, заменявший болящего духовника Батюшки, и соборный священник Николай Петровский прибыли со Святыми Дарами. Батюшка в последний раз причастился Святой Крови. После Причастия он сам утер уста свои и некоторое время был совершенно спокоен, потом произнес последние слова: «Душно мне, душно», — и знаками просил освободиться от лишней одежды, будучи в теплом подряснике. Просьба была исполнена. Вскоре Батюшка впал в забытье. Дыханье было спокойное, но становилось тише и тише. Священник Орнатский стал читать канон на исход души, а затем отходную, и когда подошел к одру умирающего, он лежал неподвижно с руками, сложенными на груди; едва заметны были последние вздохи, и великий пастырь совершенно спокойно предал Богу дух свой. Глаза, доселе закрытые, чуть-чуть приоткрылись, и из них показались чистые как хрусталь слезинки. Это были последние слезы великого молитвенника-страдальца. Стало очевидно, что праведная душа его перешла в тот мир, где нет болезни, печали и воздыхания, но жизнь бесконечная (кондак из службы по усопшим).
Рыдания и слезы, доселе сдерживаемые, вырвались у очевидцев великого таинства смерти, и весть о ней с быстротою молнии стала передаваться из уст в уста.
Первым прибыл к одру почившего ключарь Андреевского собора протоиерей А.Попов, сам заболевший в этот день воспалением легких, и другие члены причта Андреевского собора. Все они вместе со священниками Орнатским и Аржановским совершили положенное для священников по уставу Церкви помазание елеем всего тела почившего, причем дивились крайнему истощению страдальца; желудка как будто совсем не было — одни косточки.
После помазания в Бозе почивший одет был во все священные одежды, им самим для этого предназначенные; на главу возложена митра, как победный венец. Лик почившего принял величавый и спокойный вид, и весь он, одетый в полное священническое белое облачение, и в белой митре, напоминал собою светлого Ангела.
Верим и надеемся, что Господь принял ангельскую душу верного раба Своего в светлые обители Свои и что православная Русь будет иметь в нем молитвенника и предстателя у Престола Господня.
После облачения почивший на руках священнослужителей, в предшествии клира, перенесен был с ложа смерти в другую комнату, где и отслужена была тотчас же первая панихида. В то же время торжественно-печально загудел колокол Андреевского собора, извещая жителей Кронштадта о великой, невознаградимой утрате. О кончине высокочтимого пастыря было немедленно сообщено по телеграфу в Царское Село, в Гатчину, митрополиту С.-Петербургскому Антонию и обер-прокурору Святейшего Синода. На всеподданнейшем докладе последнего о кончине протоиерея Иоанна Ильича Сергиева Государю Императору благоугодно было 21 декабря собственноручно начертать: «Со всеми почитавшими усопшего протоиерея отца Иоанна оплакиваю кончину его». От имени Их Императорских Величеств Государынь Императриц Марии Феодоровны и Александры Феодоровны на гроб почившего были возложены венки.
С соизволения Высокопреосвященнейшего митрополита Антония в Кронштадт отправился Преосвященный Кирилл, епископ Гдовский, о чем просил его сам Батюшка пред своей кончиной. Преосвященный Кирилл прибыл в Кронштадт 20 декабря около 5 часов дня. Приехав прямо в квартиру отца Иоанна, он совершил третью панихиду. Вторая была отслужена в час дня в присутствии Главного начальника г. Кронштадта генерала Артамонова, главного командира Кронштатского порта контрадмирала Григоровича и других начальствующих лиц.
Вечером тело почившего было положено в дубовый гроб и отслужена панихида Преосвященным Кириллом, при участии местного духовенства.
В тот же день весь Петербург уже знал о кончине Батюшки. Немедленно во всех почти церквах начались служения панихид.
Ранее других церквей получено было печальное известие в Иоанновском монастыре. Тотчас все сестры собрались в церковь, и их рыданиями сопровождалось все служение панихиды.
Утром 21 декабря на Балтийском вокзале несметные толпы народа брали билеты, устремляясь в Кронштадт. Никаких разговоров слышно не было; все ехали молча, изредка, перекидываясь отрывочными замечаниями. Создалось особое, благоговейное настроение. До самых сумерек поезда подвозили все новых и новых паломников. В Ораниенбауме спрос на извозчиков был огромный. Кибитки, дровни, сани тянулись по льду черной вереницей целый день.
В 9 часов утра на квартире почившего совершили последнюю панихиду. На панихиду собрались представители местной администрации и многое множество почитателей. Небольшая квартира далеко не могла вместить всех собравшихся. После панихиды гроб на руках духовенства был вынесен из квартиры. На дворе его приняли на руки главный начальник Кронштадта генерал-лейтенант Артамонов, кронштадтский военный губернатор контр-адмирал Григорович, комендант крепости, городской голова, соборный староста Я.К. Марков и другие лица. Под печальный перезвон колоколов собора процессия, в предшествии икон и хоругвей, направилась по Андреевской улице к Андреевскому собору. Вдоль улицы стояли сухопутные войска шпалерами, с трудом сдерживая многотысячную толпу. Окна, заборы и даже крыши домов были усеяны народом, жаждавшим взглянуть на перенесение тела высокочтимого пастыря.
Когда печальная процессия приблизилась к Андреевскому собору, гроб опять взяло на руки духовенство во главе с Преосвященным Кириллом и внесло в церковь, украшенную тропическими растениями.
Собор был переполнен, но тысячи народа толпились еще на площади и Николаевском проспекте. Началась литургия, которую совершал Преосвященный Кирилл при участии многочисленного духовенства. После литургии служили панихиду. Трогательное впечатление производила эта панихида. Рыдания народа, порою заглушавшие возгласы священнослужителей, производили потрясающее впечатление. После панихиды началось прощание с почившим пастырем. В собор впускали по очереди. Длинная очередь стоит у правого бокового входа в собор, куда пропускают только по двое. Выходят с левой стороны. Приходилось в очереди стоять целыми часами. В самом соборе панихида идет за панихидой.
Гроб стоит на высоком помосте. Ярко горят свечи вокруг него. Лицо почившего закрыто воздухом, как это делается у всех умерших священников; видны только исхудавшие руки, к которым сегодня приложились многие тысячи народа. В правой руке небольшой позлащенный крест.
В 7 часов вечера начался парастас (заупокойная всенощная), который продолжался до 11 -го часа ночи. Всю ночь с 21 на 22 декабря до 6 часов утра собор был открыт. И всю ночь народ беспрерывно шел для прощания с почившим. У большинства на глазах слезы. Слышатся сдавленные рыдания и возгласы: «Закатилось наше солнышко! На кого покинул нас, отец родной? Кто придет на помощь нам, сирым, немощным!»
В 6 часов утра 22 декабря Андреевский собор закрыли, и впуск желавших проститься с Батюшкою был прекращен. Сегодня предстоял длинный путь — перевезение тела почившего пастыря в С.-Петербургский Иоанновский женский монастырь.
В 7 часов началась литургия. К окончанию литургии весь собор, площадь пред ним и прилегающие улицы оцеплены войсками. За чертой оцепления народ густыми массами виднелся по улицам, в окнах домов, по крышам, заборам и деревьям. Петербургские ворота, через которые ведет морская дорога в Ораниенбаум, в 9 часов утра закрыты, всякое движение по льду легковых экипажей и саней прекращено в 10
часов утра, а с 11-ти и
движение пешеходов.
Полицейские чины озабоченно суетятся возле собора; шеренги войск стоят на площади; народ притих и терпеливо ждет выноса гроба на площадь. Всю эту картину ярко освещает холодное зимнее солнце.
Священник собора отец Павел Виноградов произнес простое, но сердечное и трогательное надгробное слово. «Мы ничем другим не можем отблагодарить нашего дорогого усопшего, как земным поклоном», — закончил он свою речь. Почти вся церковь после этих слов опустилась на колени. Епископ Кирилл в своем слове охарактеризовал отца Иоанна как личность, окруженную ореолом небывалой славы.
Трудно передать все,
что происходило в соборе. Возгласы духовенства и пение певчих часто прерывались рыданиями.
Временами в соборе слышен глухой гул.
Ровно в 11 часов 30 минут утра начался вынос тела из собора. Дубовый гроб был обнесен крестным ходом вокруг собора и под перезвон колоколов установлен на колесницу. Военные оркестры играли «Коль славен». В рядах войск были знамена. Для участия в процессии собрались хоругвеносцы из всех кронштадтских церквей. Во главе процессии шли драгуны с знаменем и хором музыки. Далее следовали
певчие, духовенство,
колесница с телом почившего и начальствующие лица во главе с генерал-лейтенантом
Артамоновым. Шествие замыкала рота 94-го Енисейского полка и народ в числе по крайней мере 20 тысяч людей обоего пола. У Морского собора, у церкви Богоявления и возле часовни у Петербургских ворот, выстроенной в память адмирала Макарова, были совершены литии. По всей дороге через город стояли войска шпалерами. Лютеранская церковь на берегу моря почтила память дорогого покойника продолжительным погребальным
звоном.
Далее предстоял путь через море. По приказу Главного начальника Кронштадта всем желавшим проводить усопшего по морю предписано следовать рядами друг от друга не менее как на два шага, в виду непрочности льда.
На всем морском пути устроили пять спасательных станций, а через обнаруженные на льду трещины соорудили особые мостики. Епископ Кирилл с некоторыми священнослужителями проехал вперед в Ораниенбаум, чтобы там встретить процессию на вокзале. Весь путь пройден менее чем в три часа. Погребальное пение и звуки «Коль славен» не смолкали ни на одно мгновенье. В Ораниенбауме процессию
ожидали и стар и млад,
богатый и бедный, словом, все население. Местное духовенство, во главе с Преосвященным
Кириллом, отправилось крестным ходом на встречу процессии на берег моря. По всему Ораниенбауму раздался перезвон колоколов. Гроб внесли на платформу и поставили в траурный вагон специального поезда.
Началась краткая лития. Платформа огласилась рыданиями ораниенбаумцев. В 4 часа поезд тронулся. Многие на коленях крестились вслед уходящему поезду.
Приближаясь к каждой станции, поезд замедлял ход, но не останавливался. На всех станциях была масса народа, встречавшего последнее путешествие дорогого Батюшки по Балтийской дороге, по которой он за всю свою жизнь совершил множество поездок.
Около 5 часов дня траурный поезд прибыл в Петербург.
Полна скорбного умиления и величественной печали была процессия перевезения тела отца Иоанна с Балтийского вокзала в Иоанновский женский монастырь, на место упокоения.
По Обводному каналу и по всему Измайловскому проспекту уже с трех часов шпалерами стояли тысячи народа.
В парадных комнатах вокзала собралось духовенство. Здесь облачились в белые ризы Высокопреосвященный Сергий, архиепископ Финляндский, епископ Архангельский Михей и епископ Нарвский Никандр, архимандриты: Феофан, ректор Духовной академии, и Вениамин, ректор семинарии, благочинный Иоанновского монастыря архимандрит Макарий, специально прибывший из Москвы настоятель Патриаршего Антиохийского подворья архимандрит Игнатий, председатель Общества религиозно-нравственного просвещения протоиерей Ф. Орнатский и настоятели или представители от всех столичных приходов. К вокзалу же прибыли исаакиевские хоругвеносцы с хоругвями, были хоругви от приходских церквей, от Иоанновского монастыря и освященное отцом Иоанном знамя-хоругвь от «Союза русского народа». По всему пути похоронного шествия до монастыря движение по улицам было прекращено.
Когда поезд остановился под сводами Балтийского вокзала, из салон-вагона вышел Преосвященный Кирилл и сопровождавшие тело священники и присоединились к встречающим. Сонмом епископов и священников перед открытым траурным вагоном совершена лития. Пел хор певчих Семеновского полка.
На руках духовенства дубовый гроб был вынесен из вагона и поставлен на печальную с серебряным балдахином, увенчанным митрою, колесницу.
Лишь только печальное шествие двинулось с вокзала, как пронесся в воздухе печальный удар колокола; народ на площади начал креститься, раздались рыдания, которые перешли в обший плач, когда печальное шествие выступило на площадь.
Процессию открыл отряд конной полиции, что было необходимо ввиду громадного стечения народа. Затем несли хоругви, шли певчие, духовенство парами и упомянутые архипастыри; далее следовала печальная колесница, окруженная хоругвями. За колесницей шел С.-Петербургский градоначальник Д.В. Драчевский и бывший Главный начальник Кронштадта, ныне командующий войсками Киевского округа генерал-адъютант
Н.И. Иванов. Из среды
певчих и духовенства всю дорогу слышались трогательные напевы канона «Помощник
и Покровитель бысть мне во спасение». Шедший за гробом народ образовал несколько хоров, которые пели «Святый Боже», «Вечную память» и другие духовные песнопения.
Увидели колесницу стоящие по пути шествия, на площадях и тротуарах, неисчислимые толпы народа, услышали пение, и воздух оглашается плачем, и так громок был иногда этот плач, что прорывался сквозь мощное пение, заставлял дрожать голоса поющих. Чувствовалось, что голоса эти достигают неба и что достойнейшему пастырю действительно будет вечная память. Так народ провожал пастыря, который был сам народной добротой, народной совестью, народной верой. Пока будут подобные пастыри, будет и вера в
России.
Не бывало еще, кажется, похорон с такой огромной, плачущей толпой из людей всевозможных званий, начиная от простолюдина до высших сановников.
Из Воскресенской церкви Общества религиозно-нравственного просвещения, что у Варшавского вокзала, вышли священники храмов Общества с крестным ходом; председатель совета совершил литию, и священники присоединились к процессии. У Измайловского собора Святой Троицы, у Вознесенской церкви перезванивали колокола, выходило духовенство с хоругвями и совершались литии. У Исаакиевского собора во главе многочисленного духовенства с хором исаакиевских певчих вышел для служение литии маститый настоятель митрофорный протоиерей И.А. Соболев. Затем процессия направилась, по особому повелению Государя Императора, по набережной Невы мимо Зимнего дворца. Благодаря этому Высочайшему повелению процессии необходимо было следовать мимо здания Святейшего Синода и остановиться пред ним на краткое время для служения литии. Здесь нам вспомнилось предуказание Батюшки на эту остановку, сделанное им за три недели до кончины. Батюшку приехали навестить его давние усердные почитатели купцы В.П. Кругов и А.А. Забелин. В беседе с ними Батюшка, между прочим, говорил: «Ведь в монастыре-то меня очень ждут и сестры хотят причаститься. Ну, да к празднику-то (Рождества Христова) я соберусь, только причастить, пожалуй, не придется. Просят меня также побывать и в Святейшем Синоде. Побываю и там, хотя на полчаса или на несколько минут. Только ведь я там никогда не бывал, не знаю, как войти; а впрочем, покажут».
Эти предсказание действительно исполнилось. Позднее Батюшка еще точнее предсказал день своей кончины. 18 декабря, как бы забывшись, он спросил игуменью Ангелину: «Которое сегодня число?» Она ответила: «Восемнадцатое». — «Значит, еше два дня», — сказал в раздумье Батюшка. Незадолго до смерти он разослал всем почтальонам, рассыльным и т. п. людям, исполнявшим его поручения, праздничные на Рождество Христово. «А то и вовсе не получат», — прибавил он.
Но возвратимся к описанию похоронного шествия.
По набережной Невы процессия следовала до Троицкого моста, на котором не было народа. За мостом у древнейшего столичного собора Святой Троицы также совершалась лития. Шествие направилось по Каменноостровскому проспекту. Поредевшие на набережной, здесь снова скопились массы народа. Десятки тысяч народа — десятки тысяч слез. По пути в нескольких местах на Каменноостровском были отслужены литии, присоединились хоругви от Матвеевской церкви и Института принцессы Ольденбургской.
Шедшие впереди гроба четыре архиерея весь путь совершали без отдыха.
Лишь только процессия стала подходить к Карповскому мосту и была уже недалеко от монастыря, многие ясно видели, как с небосклона быстро упала звезда. Ее путь был как раз по направлению к монастырской обители. «Это душа Батюшки слетела с неба», — проговорила какая-то бедная женщина. В народе случай обсуждали на разные лады — в падении звезды видели небесное знамение.
В 8 часов 30 минут вечера прибыла к монастырю печальная процессия при печальном перезвоне монастырских колоколов.
Иоанновский монастырь в это время представлял из себя вид маленькой крепости. Вся набережная Карповки была очищена от публики и экипажей.
Только по билетам пропускали в церковь, которая еще задолго до прибытия погребальной процессии наполнилась молящимися.
При входе в церковь стояли все сестры обители во главе с настоятельницей игуменьей Ангелиной, а также духовенство. Все вышли встретить дорогого покровителя и молитвенника, прибывшего в свою обитель к празднику Рождества Христова, но уже бездыханным и безгласным. На руках духовенства, в предшествии сестер, поющих «Помощник и Покровитель», гроб был внесен в большой соборный храм и установлен посреди храма на катафалке, обтянутом белым глазетом. Кругом у колонн стояли живые растения. С большим трудом гроб был поставлен на место; все устремились прикладываться. Немало пришлось употребить усилий, чтобы водворить порядок.
Что могло бы произойти сейчас и во время отпевания при разрешении доступа в церковь всем желающим? Очевидно для всякого. Поэтому-то монастырская администрация со стесненным сердцем должна была решительно запретить впуск в церковь лиц, не имеющих билетов. На это распоряжение несправедливо роптали. Говорят, отчего не пропускали даже духовенство? Но если бы в день погребения пропускать всех желающих, То несомненно одно только духовенство могло бы переполнить храм. Вот почему многие тысячи не могли быть допущены в эти дни в монастырский храм.
В 9 часов вечера в соборном храме начался парастас, который служил епископ Архангельский Михей, духовный сын и усердный почитатель Батюшки. В служении участвовало до 40 священников и диаконов. Величественно и трогательно было это богослужение, особенно в те минуты, когда пели все священнослужители, собравшиеся вкупе движением горячей любви и усердного почитания к новопреставленному отцу протоиерею Иоанну.
В 12 часов ночи окончилось богослужение, и тотчас начался впуск по очереди всех желающих проститься с дорогим Батюшкою.
Первыми подходили сестры, обливаясь горючими слезами. Можно ли изобразить их душевное состояние при этом последнем целовании? Они прощались с тем, кто был им ближе отца родного. Он принял их в обитель. Большинство жили в бедности и в суровой обстановке. Батюшка их пригрел, во всем помогал, учил их, руководил, питал телесно и духовно...
После сестер подходили миряне. Много прошло их, целуя истощенную десницу досточтимого пастыря, но еще более осталось таких, которым не удалось исполнить страстного желания — проститься с Батюшкой. В 6 часов доступ ко гробу был прекращен. В это время в церкви-усыпальнице началась ранняя литургия, которую совершал архимандрит Игнатий, при участии многих других священников. В соборном храме необходимо было прибраться и приготовиться к литургии и отпеванию.
Около гроба всю ночь продолжалось чтение Святого Евангелия и непрерывно служились панихиды. Многие, приложившись к руке Батюшки, зажигали свечу, которую уносили себе на память.
В 8 часов 30 минут утра начался благовест к поздней литургии. Из архипастырей первым прибыл Кирилл, епископ Гдовский. Вскоре прибыли: Сергий, архиепископ Финляндский, Михей, епископ Архангельский, ректор С.-Петербургской духовной академии архимандрит Феофан, ректор семинарии архимандрит Вениамин, митрофорные протоиереи А.А. Дернов и Ф.Н. Орнатский и другие священнослужители, назначенные владыкою митрополитом для служения литургии, в числе 12-ти архимандритов, протоиереев и священников. В 9 часов прибыл Высокопреосвященнейший Антоний, митрополит С.-Петербургский и Ладожский, и началась Божественная литургия, на которой присутствовали: товарищ оберпрокурора Святейшего Синода тайный советник Рогович, управляющий канцелярией Святейшего Синода СП. Григоровский, С.-Петербургский градоначальник Д.В. Драчевский, тайный советник В.Н. Мамонтов, генерал-лейтенант граф Н.Ф. Гейден с супругою и много других высокопоставленных лиц, представителей купечества и людей разных званий.
Через несколько минут после начала богослужения в храм неожиданно, словно знаменуя победу света над тьмою, проглянуло солнце и ярко осветило своими лучами гроб и стоящих около почившего. В конце литургии, по благословению владыки митрополита, известный проповедник протоиерей Философ Орнатский вдохновенно произнес следующую речь:
— Дорогие братья!
Умер дорогой наш Батюшка отец Иоанн.
А мы-то думали, что еще долго-долго будет он жить. Ведь кого любишь, тому желаешь долгой жизни. Тем более что мы не привыкли его видеть старым, больным. Он и в 75 лет был всегда бодр и юн духом.
Вот он, бывало, быстро всходит по лестнице и еще в дверях дома громко приветствует всех своим свежим, резким голосом: «Здравствуйте, друзья мои; здравствуй, мамочка; здравствуйте, детушки; няня, здравствуй».
И, входя во внутренние комнаты, одного погладит, другого потреплет, иного поцелует и всех благословляет.
А потом подходит к заранее приготовленному столику для молитвы и освящения воды, и когда молится, не только просит Господа, а иногда требует об исполнении просьбы, ради великой голгофской Жертвы Сына Божия, и молится часто своими словами.
Когда же кончит молитву, то начинают подходить к нему присутствующие, чтобы поведать ему, и непременно на ушко, о чем-то важном, чего вслух и сказать нельзя. И на кого он взглянет строго, другому улыбнется, иного побьет по больному месту, кому и денег даст, не считая их. И все отходят от него ободренные, успокоенные, обласканные.
И дни, месяцы счастливая семья вспоминает потом о посещении отца Иоанна, о том, что и кому он сказал, как посмотрел, что сделал.
И вот умер отец Иоанн. И везде, где ни скажут эти три слова — умер отец Иоанн, везде поймут, кто умер. Умер вот он, бездыханно предлежащий пред нами пастырь, отец Иоанн Кронштадтский. Ибо везде знали его и всюду чтилось имя его, и в городах, и в селах, и в столицах, и в самых глухих углах нашей родины. Даже за границей знали нашего великого пастыря и почитали его. Когда смертельно болел в Крыму Государь Император Александр III и отеи Иоанн был вызван к нему, тогда все газеты мира писали и о нашем знаменитом молитвеннике и чудотворце. Потом отец Иоанн получал много писем на всех языках из разных государств Европы и даже Америки. Вот писал ему один мальчик из Швеции: «Я слышал, что ты лечишь людей молитвою, моя мама сошла с ума и лежит в больнице; мне скучно без мамы. Помолись, чтобы моя мама выздоровела». Молодые из Америки писали, что они очень счастливы и просят отца Иоанна помолиться, чтобы и впредь им жить так же счастливо. Из Германии просили прислать освященной отцом Иоанном воды или масла, просили и денег. Присылали свои волосы, прося благословить их, и выражали веру, что его благословение распространится и на все их существо...
Что же это за явление — отец Иоанн в конце XIX — начале XX века, во времена безбожия и безверия? Как объяснить его происхождение и дивный подвиг его жизни?
Для верующих ответ на эти вопросы так же прост, как объяснение Пресвятою Девой Марией Ее величия: «Призрел Господь на смирение рабы Своея» и «сотворил Мне величие Сильный». Также точно и величие отца Иоанна есть дело Божией благодати, пребывавшей на нем со дня его рождения.
Вспомните некоторые случаи из его жизни. Вот он родился болезненным, хилым. Его наскоро окрестили, опасаясь, что умрет, а он дожил до 80 лет.
Вот он в духовном училище захворал смертельно. Врач советовал ему в пост есть скоромное. Но мать не согласилась, и он не нарушил закона церковного о посте. Ныне этому случаю не придадут значения, но вспомните, не так ли строго блюли закон о посте и пророк Даниил, сохраненный Богом от челюстей львиных, и его три друга, спасенные в разжженной печи вавилонской.
Вот он в Академии, юноша богобоязненный, скромный, чистый, самоуглубленный. Первая книга, которую он приобретает на заработанные им первые деньги, была «Беседы святого Златоуста на Евангелие от Матфея». И он, уединившись в аудитории, читает их с восторгом, как бы живого представляет себе великого христианского проповедника и рукоплещет ему.
Вот он окончил курс и решается принять священный сан. И ему, никогда ранее не видевшему Кронштадтского Андреевского собора, представляется он в видении, в ясных очертаниях. В этот собор поставляется он пастырем, с ним не разлучается в течение 53-х лет, здесь совершает он свой трудный пастырский подвиг.
Какими началами руководится в своем пастырском служении отец Иоанн? Прежде всего, живою пламенною верою в Бога. Его вера не есть лишь дело ума, нет! Она переполняет его сердце, объемлет все его существо, он живет ею каждый миг, во всяком положении. Он зрит пред собою, в себе и в людях Бога Благого, Милосердого, Спасающего. Вот Он подает тебе спасающую десницу, наказует тебя и милует, питает, одевает, животворит. Не может Он, — думал и верил отец Иоанн горячо, — не отозваться на моление Своих нежно любимых детей!
Этою верою жил и дышал, горел отец Иоанн, в особенности при совершении им «мироспасительной», как он выражался, литургии. Тут он преображался, делался светлым, радостным. Он сознавал и чувствовал, что совершает Жертву, спасительную для всего мира. Когда пели «Распныйся, Христе Боже, смертию смерть поправый», он стремительно брал с престола святой крест и многократно лобызал его. Пред произнесением слов — «приимите, ядите» и «пиите от нея вси», как бы слыша их из уст Самого Господа, он предварял их словами: «О, любезного, о, сладчайшего Твоего гласа!» Когда совершался момент пресуществления Святых Даров, он торжественно произносил вслух, падая на колени: «Велия благочестия тайна — Бог явися во плоти», — и другое: «Слово плоть бысть и вселися в ны...» При этом одушевленном возгласе пастыря-молитвенника чувствовалось всеми, что да, действительно, здесь на престоле возлежит истинное Тело Христово. И когда атем отец Иоанн обеими руками, с глазами, полными слез, с величайшим умилением брал то святой дискос, то потир и как бы восторженно любовался содержимым в них, то думалось: да, он воистину причащается как бы из рук Самого Господа, пьет животворящую Кровь как бы из Его пречистых жил. Этой пламенной верой в животворность Святых Тайн Тела и Крови Господа объясняется то, что отец Иоанн так любил причащать людей и, будучи 75-летним старцем, бывало, простаивал по 3—4 часа, чтобы причастить тысячи богомольцев. Это он называл — прививать бесплодные ветви к плодоносной маслине — Христу.
Живая вера в Бога толкала отца Иоанна в мир, в среду тех несчастных людей, которых Господь благоволил именовать Своими меньшими братьями. По принятии священного сана отец Иоанн входит в среду так называемых «посадских», босяков, бывших людей, пьянством и пороками лишивших себя образа Божия. Из пастырского сожаления к ним он учит их и благотворит им: кому даст сапоги, кому пальто, кому денег — каждому по нужде его. Он не руководится расчетами холодной филантропии и не разбирает, что привело человека к пропасти, он помогает всякому нуждающемуся в куске хлеба, но он же полагает начало и разумнейшему способу христианской благотворительности: устраивает в Кронштадте Дом трудолюбия, послуживший прототипом теперь нередких повсюду в России домов трудолюбия и работных домов.
Его подвиг не ограничивался молитвою и служением слова. Возвращаясь к себе домой, часто после целодневного, тяжелого труда среди множества людей, когда казалось бы естественным дать себе отдых, он садился за перо и изливал свои задушевнейшие мысли и чувствования о Боге и правде, о Церкви святой и таинствах, о грехе и благодати, об искуплении рода человеческого. Это — дневники отца Иоанна, дневники не в смысле ежедневных записей внешних событий его жизни, но показатели его внутреннего роста, его борений с внешним человеком, его устремлений к Богу. Это — «Богопознание и самопознание отца Иоанна, приобретаемые из опыта», как он выразился сам о своих дневниках. Из них составилось впоследствии знаменитое сочинение отца Иоанна «Моя жизнь во Христе». Оно должно быть настольной книгой каждого христианина, не только почитателя приснопамятного Батюшки. Из черновых ежедневных записей отца Иоанна можно видеть еще одну черту его подвига: это — постоянное бодрствование над собою, держание себя на виду, енохово «хождение пред Богом». Заметив за собою малейшее падение, он тотчас же бичует себя, оплакивает свой грех и кается пред очами Всевидящего Господа.
Непрерывное горение отца Иоанна верою, как горение свечи пред иконой, постоянный самосуд над собою, жизнь во Христе, принесение всего себя в жертву меньшей братии, — все это и создало отца Иоанна. Его дела — плоды духа. Представьте их себе не как слова, не как даже качества, но в живом воплощении, и вы поймете кронштадтского пастыря.
Это — любовь, радость, мир, долготерпение, вера, кротость, воздержание.
Был ли отец Иоанн чудотворец? «Кто Бог велий, яко Бог наш, Ты еси Бог, творяй чудеса един». Чудо может творить только Бог. Но отец Иоанн был то же, что чудотворная икона: ее прославил Господь, пред нею люди верующие горячо молятся и от нее получают исцеления. Она как бы особенно намолена и источает исцеления. Так и отец Иоанн: сам — пламенеющий верою, он со всех сторон получает мольбы о предстательстве пред Богом. На нем встречались благоволение Божие и людское горе, воздыхающее о Божией помощи, и милосердие Божие обильно изливалось чрез него на людей. Сам отец Иоанн был чудо, как кто-то хорошо сказал о нем.
На самом деле, не чудо ли собирать к себе в наше маловерное время тысячи людей со всех концов России, заставлять их каяться, плакать о своих грехах, молить Бога о помиловании?
Не чудо ли одним своим появлением вызывать радость, восхищение и надежды тысяч людей, где бы он ни появлялся?
Не чудо ли основать четыре обители, не говоря о многих других, получавших помощь от отца Иоанна, молитвенную и материальную, тогда как основание и одной обители считается лучшим камнем в венце преподобных отцов, основателей монастырей?
Не чудо ли получать по 500—600 тысяч в год от людей, считавших за счастье жертвовать руками отца Иоанна на храмоздательство, на расширение религиозно-просветительной и благотворительной деятельности, в пользу бедных?
Вот какого пастыря, дорогие братья и сестры, мы потеряли в лице отца Иоанна, потеряли и горько оплакиваем свою потерю!
Но не будем плакать! Он не умер, но жив. Жив Бог, жива душа почившего. Он переселился к Источнику благодати и, стоя у Престола Господня, будет действеннее ходатайствовать за нас пред Богом.
Ныне день печали только по внешнему человеку, по духу же — великий праздник, праздник веры и святой Церкви Православной. И я скажу, хотел бы сказать чрез ваши головы на всю Русь:
Вы, хулители святой Церкви, говорящие, что Церковь отжила свой век и должна быть заменена иными руководящими началами жизни!
Вы, имеющие очи, чтобы не видеть, и уши, чтобы не слышать, вы, одебелевшие сердцем!
Вы были ли вчера в Кронштадте, чтобы видеть проводы того, кто в морской крепости России был ее крепостью духовною? Вы видели ли вчера встречу бездыханного пастыря, какую уготовала ему столица? Нет, вы смежили очи свои. Так придите же к гробу сему и по нашим увлажненным слезами очам, по нашим разрывающимся сердцам узнайте, что дала нам Мать-Церковь, какое дитя породила и воспитала она!
Братья сопастыри мои! Это — наш праздник, праздник пастырства. Отец Иоанн был наиболее полным и совершенным воплощением идеала доброго пастыря, душу свою полагавшего за овцы, под которым Господь Иисус Христос разумел Себя Самого. И если мы хотим быть солью земли и светом мира, если хотим вести людей к совершенству, быть духовными вождями народа, мы должны идти путем отца Иоанна, изучать его творения, подражать ему и в вере, и в благочестии, и в труде, и терпении, и во всем.
Дорогие сестры святой обители сей! Вы плачете, потому что лишились своего отца и благодетеля, считаете себя осиротевшими!
Не плачьте! Теперь он ближе к вам и никогда уже не уйдет от вас. В нем вы приобрели себе игумена. С вами будут его честные останки; вместе с останками его здесь будет витать и его бессмертный дух. Ходите на его могилку молиться, плакать, каяться в своих грехах, просить его совета и наставления! Водите к нему и паломников, которые непрерывной чредой пойдут к нему! Сюда не зарастет народная тропа.
Дорогие братья! Мы должны почитать себя счастливыми, что присутствуем при его погребении. Будем же помнить его наставления, подражать его вере глубокой и жизни святой!
А ныне соединимся все в одной молитве, чтобы Господь Бог очистил отца Иоанна от всякой пылинки греха, убелил его белее снега и принял его в сонм небожителей, ближайших к Престолу Своему, да ходатайствует отец Иоанн у Престола Царя Небесного за Русь Святую, за Церковь Православную, за Царя — Помазанника Божия, которого он так горячо любил, за всех нас, да славится и чрез отца Иоанна и чрез нас пречестное и великолепое имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! Аминь.
Слово пастыря несколько раз прерывалось громким плачем присутствовавших в храме. Сквозь слезы говорил и сам проповедник.
В три четверти двенадцатого окончилась литургия и началось отпевание, весьма умилительное, положенное только для священнослужителей.
На отпевание кроме упомянутых иерархов вышло до 60 священников и до 20 диаконов, почти столько же присутствовали как простые богомольцы за недостатком места и облачений. Едва раздались умилительно-скорбные слова заупокойных песнопений, как в руках молящихся по всей церкви начали возжигаться, словно звездочки, восковые свечи. Плач молящихся смешивался с молитвенными возгласами архипастырей и пастырей. «Со святыми упокой» было коленопреклоненно пропето всеми присутствовавшими при отпевании вместе с хором. Во время отпевания «Непорочны» читал Преосвященный Кирилл, а канон — протоиерей Ф. Орнатский.
После трогательного последнего прощания с почившим Высокопреосвященного митрополита и духовенства открытый гроб с телом почившего руками священников был вынесен из верхней церкви в нижнюю церковь-усыпальницу. Трудно передать скорбь инокинь при виде этого выноса. Все они плакали навзрыд. Многие при этом потеряли сознание. Плакали несшие гроб, плакали и все стоявшие на пути печального шествия.
Много горьких слез пролилось и в самых отдаленных местечках России при вести о кончине приснопамятного пастыря.
Впрочем, эти слезы, обильно пролитые у гроба отца Иоанна, имели другой смысл, чем слезы, проливаемые при гробе простого смертного человека. Присутствовавший на похоронах отца Иоанна В.М. Скорцов излагает свои впечатления, между прочим, в следующих словах: «Во все время литургии и отпевания чувствовалось, что стоишь у гроба не того близкого, дорогого, но простого смертного, безвестная участь которого за гробом гнетет душу трепетом ужаса и отчаяния. Нет, у гроба отца Иоанна не было места этому обычному ни ужасу, ни отвращению к мертвому телу; вам хотелось долго, долго еще стоять и молиться, хотелось, прощаясь, еще и еще целовать, как это бывало при жизни, эти как бы озябшие, высохшие, но не омертвевшие, не вспухшие, какие обычно бывают, руки покойников...
Лицо почившего, как священнослужителя, было закрыто воздухом, но возлагавший венчик на чело почившего священник — духовник отца Иоанна говорил нам, что лицо, как и при кончине, совершенно покойное; глаза приоткрылись, и зрачки устремлены вверх, как бы у молящегося. И это чувство живой связи и неразрывности единения в любви и вере с дорогим покойником еще осязательнее напечатлевалось в сердце там, в нижнем храме у мраморной гробницы, куда опущен гроб с останками дорогого Батюшки в 2 часа 15 минут 23 декабря».
Делаем краткое описание храма-усыпальницы.
Вход в усыпальницу ведет из главного вестибюля направо по коридору, не доходя до дверей церкви преподобного Иоанна Рыльского. От небольшой площадки, на которой устроена продажа свечей, идет широкая лестница в 16—18 ступеней вниз. Здесь, в подземелье, под могучими сводами, поддерживающими все колоссальное здание храма, построен чудный по красоте храм. Все стены, столбы, колонны и потолки покрыты полированными плитами белого мрамора или сделаны под мрамор. Храм невелик, занимает всего 35—40 квадратных сажен и очень низок, всего около 3-х аршин в самых высоких местах. Иконостас весь высечен из белого мрамора, с чудной отделкой, выдержанной в русско-византийском стиле. Масса электрических лампочек заливает светом весь храм, отражаясь в белоснежных мраморных стенах.
Этот храм, как и весь монастырь, построен по плану и указаниям архитектора Н.Н. Никонова. Мраморные работы производил А.А. Баринов, а все иконы писаны известным художником Ф.К. Платоновым. Пред иконостасом с правой стороны находится гробница отца Иоанна. Стены и пол могилы состоят из сплошных цельных плит белого мрамора. За плитами мрамора сплошной каркас из толстого котельного железа. Стены могилы возвышаются над полом храма на пол-аршина; они тоже обложены мрамором. На дно могилы посыпано на два вершка мелкого песка, и на песок поставлен гроб. Гроб не зарыт в землю, а покрыт только массивной мраморной плитой.
Храм-усыпальница освящен, как уже сказано, 21 декабря во имя святого пророка Илии и святой царицы Феодоры — имена отца и матери Батюшки.
В этом чудном, белом и светлом храме, соответствующем светлой личности дорогого Батюшки, он теперь и почивает мирным сном. С первого же дня после погребения сюда началось настоящее паломничество петербургских жителей и многих приезжих богомольцев. Уже с утра по малолюдной Карповской набережной от Каменноостровского проспекта к монастырю ежедневно начинается оживленное движение: то и дело проезжают кареты, извозчики, простой народ идет пешком группами. В усыпальнице с утра до вечера непрерывно совершается служение панихид у гробницы. Пение хора монахинь прекрасное.
Тысячи богомольцев идут к гробику Батюшки, как бы к живому своему утешителю, целителю и наставнику. Идут не только для того, чтобы вознести молитвы об упокоении его чистой души в месте светле, в месте злачне, в месте покойне, в недрах Авраама, Исаака и Иакова, но и себе чают получить здесь утешение Христово и избавиться от всякия скорби, гнева и нужды.
И это вполне понятно.
Изумительная деятельность отца Иоанна Кронштадтского давно уже привлекла к нему общие симпатии и распространила известность о нем — о его доброте и силе его молитвы, во всех слоях населения от царских палат до убогих углов бедноты. Сам глубоко верующий, Батюшка имел великий дар от Бога — укреплять в людях веру, окрылять надежду. Молитва его ставила на ноги и исцеляла часто таких больных, которым врачи не могли оказать уже никакой помощи. Многочисленные случаи исцелений по молитвам отца Иоанна сделались общеизвестными и засвидетельствованы в печати. Имя почившего, как чудесного духовного врача, собирало в Кронштадт отовсюду неисчислимое множество богомольцев. Вера, что отец Иоанн может вымолить у Бога прощение грехов, являлась для них путеводной звездою в Кронштадт. Эта же вера теперь направляет почитателей Батюшки к дорогой могилке его.
| Другие авторы - самовидцы Иоанна Кронштадтского | Закрыть окно |
| Оглавление |