Впервый раз увидел я отца Иоанна у тетушки, графини Тизенгаузен. Старушка жила вантресолях Зимнего дворца со своей племянницей Ниной Пиллер, которая былабезнадежно больна. Помолиться об ее выздоровлении и был приглашен отец Иоанн,который произвел на меня сильное впечатление. Он обратился к больной, а затем ик присутствующим с речью, убеждая всецело положиться на волю Божию и отдаться спокорностью Его благому Провидению. После этого он пригласил всех помолиться обольной и начал читать импровизированную и прочувствованную молитву, тронувшуювсех до слез. Плакала больная, плакали присутствовавшие, плакал и сам отецИоанн. После молитвы он благословил больную, обещал о ней еще молиться, когдабудет служить Литургию, и ободрил всех ее близких. Всем он советовал молиться,но не ждать чуда и не видеть в христианской кончине чего-нибудь ужасного, акаждому быть всегда готовым к смерти, только бы это была смерть праведная.
Вскоре после этого, недели через три, больнаяумерла, и отец Иоанн служил о ней панихиду, причем всех снова растрогал своимдобрым пастырским словом. Кто хоть раз видел вблизи Кронштадтского пастыря, тотникогда не забудет его кроткого взора и его мягкого, теплого голоса, когда онпроизносил слова утешения. От него веяло миром душевным и чувствовалась особаяблагодатная сила в его речах. Он производил неотразимое впечатление, и я помню,как один мой родственник, увлекавшийся лордом Рэдстоком и модными в то времялжеучениями штундистского характера, встретив в нашем доме отца Иоанна,бросился целовать его руки, и одного взгляда отца Иоанна оказалось достаточным,чтобы он остановил свое увлечение и выразил желание отправиться в Кронштадтисповедаться и причаститься Святых Тайн, к которым не приступал больше десятилет. После этого он стал искренно верующим человеком и перестал чуждатьсяЦеркви и ее служителей.
Чем более росла слава отца Иоанна, тем труднеестановился к нему доступ. Помню, во время болезни моей матери я тщетно писал ителеграфировал отцу Иоанну, и мой призыв до него не доходил. Тогда я собрался кблизко знавшему его генералу Богдановичу, отцу моего товарища по корпусу, и тотнаписал мне телеграмму, заставив подписать: “Паж Двора Его Величества”, идействительно на этот раз телеграмма дошла. В ответ на нее отец Иоанн приехалсам и помолился о нашей дорогой больной, умиравшей от неизлечимого недуга.
Ездил я, будучи пажом, к отцу Иоанну в Кронштадтвместе с одним товарищем. Когда мы садились в Ораниенбауме на пароход, оказалось,что с тем же пароходом возвращается к себе отец Иоанн, к которому мы тотчас жеи подошли и имели счастье всю дорогу с ним беседовать и поучаться егонаставлениями.
Когда пароход пристал к Кронштадту, оказалось,отца Иоанна уже там ждали. На улице, прилегающей к пристани, в два ряда стоялишпалерами нищие, человек около двухсот. Отец Иоанн, выйдя на берег, подошел кним и начал оделять их милостыней. При этом нам посчастливилось быть очевидцамипрозорливости отца Иоанна. Кто-то около нас из пассажиров, молодой интеллигентдовольно развязного типа, шепнул своему соседу студенту вполголоса, указывая наотца Иоанна, раздающего деньги на другом конце улицы: “Поощрение тунеядства!”Когда отец Иоанн окончил раздачу, то вернулся к пристани, где еще стояли темолодые люди, дожидаясь извозчика, и произнес, обращаясь к ним: “Все мы должныбыть милостивыми к нищим, ибо сказано в Писании: блажен, кто призирает нанищего и убогого, в день лют избавит его Господь, но мы, священники, обязаныеще более заботиться о бедных, так как там же сказано, тебе оставлен естьнищий!” И, проговорив эти слова, он отошел, оставив молодых людей в большомсмущении.
Перед домом отца Иоанна стояла толпа, черезкоторую нельзя было протискаться. Поэтому мы не решились туда проникнуть, темболее, что имели уже счастье видеть отца Иоанна и беседовать с ним, инаправились в Андреевский собор, где тоже уже была масса народа, так какожидали, что отец Иоанн туда придет служить вечерню. Через несколько времениприбыл отец Иоанн, и народ бросился к нему с такой силой, что, не стой тутнаряд полиции, батюшку бы смяли. После вечерни отец Иоанн долгое времяблагословлял народ, причем мы были свидетелями таких сцен: подходит приличноодетый господин и сообщает отцу Иоанну, что он разорился и ему грозят позор итюрьма, так как он растратил чужие деньги. В это время какая-то плохо одетаяженщина в платке передает батюшке через головы других какой-то белый узелок.Отец Иоанн берет узелок и, не взглянув на него, передает прилично одетомугосподину. Женщина вскрикивает: “Батюшка, тут три тысячи!” Отец Иоанн к нейобращается со словами: “Ведь ты жертвуешь Богу? Господь принимает твой дар, итвои деньги спасут человека”. А человек с узелком в руках уже стоит на коленяхперед иконой Спасителя и сквозь слезы повторяет: “Три тысячи, три тысячи! Какраз та сумма, которую я должен!” После вечерни отец Иоанн принял нас у себя,благословил и, наскоро напутствовав, так как его ждали многие, обещал за насмолиться. Остаться до другого дня мы не могли, так как должны были вернуться в Красносельскийлагерь в тот же вечер, и потому уехали из Кронштадта, унося в душе самыесветлые воспоминания.
После этого я часто встречался с отцом Иоанном,когда я жил в Москве, а он туда приезжал и бывал у князя Долгорукова. Князьоказывал Кронштадтскому пастырю знаки большого внимания и уважения, каждый разоставляя его у себя обедать, причем, зная, как дорожит временем отец Иоанн,предоставлял ему в его распоряжение свой экипаж и просил не стесняться иуходить тотчас же по окончании обеда, если ему некогда. Один раз князь поручилмне, в то время молодому офицеру, проводить отца Иоанна на Николаевский вокзали распорядиться, чтобы открыли парадные комнаты. У вокзала стояла несметнаятолпа, так что экипажу пришлось ехать шагом, и при выходе из кареты мне едваудалось отца Иоанна провести до дверей парадных покоев, до того нас стиснулатолпа. Так как опасались, что такая же давка будет на перроне, где толпаокружила вагоны первого класса, начальник станции распорядился провести отцаИоанна потихоньку через колею и усадить его в вагон с противоположной стороны.Для отвода глаз перед вагоном на перроне стояли шпалерами жандармы, как быожидающие его прихода, и публика их обступила. В самый момент отхода поездажандармы разошлись, а перед изумленной публикой в окне вагона поднялась штора ипоявилось лицо любимого пастыря, который, ласково улыбаясь, благословилприсутствующих. Князь очень смеялся, когда я ему докладывал, каким образом намудалось усадить в вагон отца Иоанна.
Что опасность давки была не шуточная –показывает то, что в предыдущий отъезд отца Иоанна из Москвы вокзальная публикадо такой степени смяла его, что погнула его золотой наперсный крест.
Отец Иоанн, бывая в Москве, посещал икомандующего войсками генерала Костанду, и один раз, приехав туда на второйнеделе Пасхи, похристосовался со всеми присутствующими, так как, по его словам,Пасха не прошла, а приветствовать друг друга словами: “Христос воскресе!” –можно не только всю Пасху, но и круглый год.
Один раз мне посчастливилось ехать с отцомИоанном из Петрограда в Москву со скорым поездом в одном вагоне. Узнав, что вкупе рядом с моим путешествует отец протоиерей Сергиев, я постучался к нему, ион любезно пригласил меня войти и дозволил провести в своем назидательномсообществе несколько незабвенных для моей памяти часов. На следующее утро,подъезжая к Москве, отец Иоанн пригласил меня в свое купе, и мы продолжаливчерашний разговор, который закончился только тогда, когда поезд въехал подстеклянный навес Николаевского вокзала первопрестольной столицы. Последнимисловами, обращенными ко мне любвеобильного Кронштадтского пастыря, былообещание вспоминать меня молитвенно за Литургией и увещание – я в то время ужебыл священником, – как можно чаще совершать Литургии и взаимно молиться занего.
Встретился я еще один раз с отцом Иоанном вКрыму, куда он приезжал осенью 1894 года, вызванный к болезненному одруЦаря-Миротворца, и удостоился быть приглашенным им к сослужению в Ялтинскомсоборе.
Сначала отец Иоанн служил утреню, причем самчитал тропари канона, и по окончании утрени произнес проповедь. После Литургииотец Иоанн, по обыкновению, несмотря на сослужение дьякона, потреблял СвятыеДары, а затем совершил молебен о здравии Государя Императора Александра III.
Скромность отца Иоанна была поразительная. Онникогда не заботился лично о себе, никогда не старался выдвинуться вперед,никогда не приписывал получаемых милостей Божиих своим молитвам, а всегдаговорил, что исцеление дается Богом по вере самого страждущего и по молитвамвсех с ним молившихся, а не его одного. Чем более он высказывал христианскогосмирения и старания стушеваться, тем более Господь выдвигал Своего праведника,прославлял его. Помню такой случай. Когда он первый раз явился к князюВладимиру Андреевичу Долгорукову, его еще никто не знал изгенерал-губернаторской прислуги: его провели в переднюю и там оставили ждать.Никто его не замечал; чиновники проходили мимо него в приемную, не обращаявнимания, и никто о нем и не думал доложить князю, и сам он о себе ненапоминал, скромно стоя в уголке, в рясе и камилавке. В таком виде я его засталв передней и сейчас же сказал о нем дежурному чиновнику, который поспешилдоложить о нем князю, и князь его немедленно велел привести к себе. С этих поркнязь постоянно приглашал его к себе и выказывал знаки уважения; помню, раз вприсутствии архиепископа Амвросия князь подошел к отцу Иоанну подблагословение, и тот не отказался ему его дать, хотя не принято, чтобысвященники благословляли в присутствии архиерея.
Отношения отца Иоанна к людям, которые к немуобращались за помощью, были трогательны: он страдал со страждущими и плакал сплачущими, но строго и гневно обличал упорных еретиков и сектантов, вроде ЛьваТолстого и его последователей. За это последние его ненавидели той непримиримойненавистью, какой сатана ненавидит ангелов света. А между тем батюшка Иоанн Кронштадтскийвовсе не мог быть назван узким фанатиком, так как благотворил одинаково иправославным, и иноверцам, причем мне известен такой случай как раз в Крыму,когда отец Иоанн посоветовал одному позвавшему его больному – поляку, которыйдолго не был у исповеди, исповедаться и причаститься Святых Тайн у своегосвященника, и когда тот исполнил совет батюшки, то выздоровел.
Я знаю, что отец Иоанн благотворил даже евреям изнал евреев, которые его высоко уважали и почитали святым.
За границей слава отца Иоанна возросла с техпор, как Ванутелли написал о нем в своей книге о России, причем сравнил его стезоименитым ему жившим в эпоху Наполеона Арским приходским священником ИоанномВиан-ней, причисленным католической церковью к лику святых. Лев XIII тоже оченьинтересовался личностью отца Иоанна и много меня расспрашивал о нем. Точнотакже интересовались им и французское духовенство, и английское(протестантское), и мне в бытность мою за границей и в Париже, и в Лондоне, и вАмерике постоянно приходилось говорить о Кронштадтском пастыре как об идеалесвященника.
Один раз я, по просьбе пассажиров, прочел оботце Иоанне целую лекцию на пароходе в Тихом океане, и его имя нередкофигурировало в моих проповедях среди иноверцев.
Должен, к сожалению, сказать, что даже в Россиивстречались люди, относившиеся к отцу Иоанну отрицательно. Так, один почитаемыйиеромонах одного подгородного монастыря, который я намеренно не называю,выразился в разговоре об Иоанне Кронштадтском: “Он у нас не в ходу”. Мнекажется, это говорила известного рода монашеская ревность, что такой подвижникне принадлежал к монашеству, а украшал собой ряды белого духовенства.
Мне часто приходилось выступать в защиту отцаИоанна, особенно когда его упрекали как раз в таких вещах, которых он всегоболее избегал. Ему ставили в упрек его дорогие бархатные рясы, которых онникогда себе не заказывал, а носил потому, что ему их дарили почитатели, чтобыих не обидеть, – раз, а во-вторых, потому, что сыновне помнил преподанный емупокойным митрополитом Исидором урок, когда он явился к нему в простой шерстянойрясе. “Неужели,– сказал митрополит,– вы и во дворец показываетесь в такойрясе?” На ответ, что это его лучшая выходная ряса, митрополит заметил отцуИоанну, что являться в таких простых одеждах к высоким особам показываетпризнак недостаточного уважения. Как раз после этого отцу Иоанну подарили новуюрясу, и он стал ее носить, когда ему приходилось посещать высокопоставленныхособ.
Точно так же отец Иоанн не мог считатьсяответственным и за то, что его тесным кольцом окружали и опекали егопочитательницы, почитание которых выразилось впоследствии в уродливой формеособого обожания сектантского характера. В сущности это было то же чувство,которое окружает каждого уважаемого в приходе священника, но доведенное доапогея ввиду обаятельности самой личности отца Иоанна и его все возраставшейпопулярности. Ни один монарх в мире не получал столько писем и приношений, какотец Иоанн: эти кипы писем и телеграмм сортировались окружавшими отца Иоанна, итолько наиболее важные, по их мнению, передавались Батюшке. Здесь, конечно,были злоупотребления, но сам отец Иоанн тут был ни при чем, так как не моглично, при массе дел, перечитывать в день по нескольку сот писем. Впоследствиион завел себе секретаря, и тогда дело пошло глаже, и злоупотребленияпрекратились.
В заключение скажу, что я видел отцаИоанна в последний раз уже после моего возвращения из-за границы незадолгоперед его праведной и мирной кончиной. Он отнесся ко мне так же сочувственно идоброжелательно, как и прежде, подарил мне на память свою “Жизнь во Христе” иблагословил мои труды, которые я ему почтительнейше поднес. Отец Иоанн всегдабыл моим идеалом доброго пастыря, и, когда я служил на приходе, то так же, каки многие мои товарищи в то время по служению, такие же почитатели отца Иоанна,как и я, мы старались ему подражать и всегда ставили его перед собой образцомвсех пастырских добродетелей и нередко в затруднительных случаях спрашивалисебя, как бы отец Иоанн поступил в данном случае, и старались поступать так же.
Отец Иоанн покинул нас, но память о нем и примерего жив между нами, и мы можем с уверенностью надеяться, что душа этого доброгопастыря и ныне предстательствует за нас перед престолом Всевышнего и молитвыего о нас, грешных и скорбных, стали еще более Действенны, чем они были при егожизни.
| Другие авторы - самовидцы Иоанна Кронштадтского | Закрыть окно |
| Оглавление |